Первым ярким, запомнившимся на все впечатлением, стал поход по льду к полузатопленному старому катеру! Катер этот, лежал на противоположном берегу бухты и давно привлекал мое внимание: хотелось заглянуть внутрь машинного отделения, постоять в ходовой рубке. И, вот однажды, почувствовав, что катания со сверстниками на санках меня не возбуждают, я решительно ступил на лед Новика, волоча за собой, ставшие ненужными, санки! Добравшись до места, я ощутил легкую робость: скрипело на берегу на зимнем студеном ветру кряжистое дерево, на котором сидела недовольно каркающая хриплым голосом ворона и, у самого берега, торчали из растрескавшегося льда невысокие ропаки. Стало казаться, что я попал из реальности в сказку, а из сумрачного чрева катера, сейчас вылезет Баба Яга, махнувшая, не глядя, «избушку на курьих ножках» но новомодное жилье! Но, поднявшись со льда на палубу катера и заглянув в стылый кубрик, я с разочарованием обнаружил, что катер пуст! Выбравшись наружу, я, первым делом, запустил в ворону камнем. Та, возмущённо посетовав на своем вороньем языке, какой я не воспитанный ребенок, поспешила ретироваться….
Удовлетворив свое любопытство, я отправился в обратный путь! Тем временем, возвращавшийся со службы отец, остановился перекурить с соседом. Заметив ребенка, бодро шагающего в полном одиночестве по льду бухты, он укоризненно обратился к соседу: «Смотри, какой малец без присмотра разгуливает! Куда только родители смотрят?» ….
Дома, терпение отца, наконец, лопнуло! Дело в том, что лед в Новике только встал и ощутимо прогибался под весом взрослого человека! Толи мне в назидание, толи соседу в оправдание, но отец, изменив привычным методам моего воспитания, решил мне «всыпать ремня»! Зажав меня между ног, он схватил в одну руку ремень, а другой попытался сдернуть с меня шаровары. Но, хвала Господу: мой «ангел хранитель» не мог допустить такого беспредела! Буквально за несколько минут до «акта возмездия», у меня лопнула резинка и мать ее, чтобы не спадали штаны, завязала потуже на узел…. Короче, отец, сделав пару безуспешных попыток придать моему наказание особую яркость, облегченно разразился смехом, а я осознал – и, на этот раз, «гроза прошла стороной»!
А, вообще, хочу сразу оговориться: для меня, всю мою жизнь, была свята одна вещь – авторитет отца! И, надо отдать ему должное, воспитывал он меня не наказаниями и запретами, способными породить лишь ожесточение в душе ребенка-скорпиончика, а относясь, как взрослому разумному человеку.
Еще, время не властно над воспоминаниями об одном человеке – старым рыбаке-эстонце деде Пие! Сурового вида и немногословный дед Пия, вызывал у меня искреннее уважение, граничащее с робостью. Был он одинок и жил обособленно на самом берегу, где стоял его эллинг, в котором он хранил вентеря и прочий скарб. Дед Пия все делал своими руками: вязал сети, делал вентеря, строил небольшие кунгасы, для которых распаривал и гнул доски. Но не это поражало детское сознание: старый рыбак равнодушно рубил на корм свиньям на внушительных размеров колоде огромных осьминогов, попадающихся вместе с рыбой в вентеря! Наслушавшись жутких женских историй, как, около пирса, осьминог чуть не утащил матроса в воду, присосавших к его ботинку, когда тот попробовал его пнуть ногой…, короче – дед Пия был сродни герою!!! Кроме рыбы, дед Пия ловил матерых чилимов.
Когда мне исполнилось пять лет, и мы перебрались из Восмихатки жить в ДНС, старый рыбак под вечер, когда вернувшиеся со службы мужики с женами выходили «подышать» свежим воздухом теплыми летними вечерами в беседку, привозил на подводе уже вареных чилимов по пятьдесят копеек «дореформенных» денег за толи большую миску, толи маленький тазик….
И, вообще, переезд в ДНС ознаменовался для меня совершенно новым «качеством жизни»! Мать пошла работать заведующей военторговским пошивочным ателье, отец был занят по службе, а я уже достаточно повзрослел, чтобы бабка Груша, мать отца, способна была меня контролировать!